— Чрезвычайное происшествие?… В батальоне?… Нет?… Напоролись на засаду? Застряли?

— Никак нет, наступление развивается нормально. Основные силы, двигаясь по дороге, вышли на рубеж сторожки. Мои лыжники, ведя целиной параллельное преследование, в пять пятьдесят минут достигли высоты «пятьдесят восемь», южнее топографической вышки «сорок один». Сейчас они значительно западнее.

— Молодцы! — крикнул в трубку командир дивизии.

Следя по карте, генерал уже отмечал красным карандашом район сторожки и вышки. Ясно! Сбитый с укреплений резервного оборонительного рубежа, враг снова принужден начать беспорядочный отход.

— Молодцы! — повторил генерал, удлиняя красным карандашом стрелу, врезавшуюся в расположение вражеских частей. — Продолжайте преследование. К двенадцати ноль-ноль выйти основными силами в район… вот сюда, в район переезда через железную дорогу. Авангарду лыжников направиться в обгон немецких колонн и занять «Бол. Самарино». Нашли «Бол. Самарино» на своей карте?… Вот его. Понятно? Исполняйте… Да, вы сказали — ЧП. В чем дело?

Бодрый, уверенный даже в минуты боевых неудач, голос майора дрогнул. В нем зазвенели азартные мальчишеские нотки:

— Ой, товарищ первый, ЧП совершенно особенное! Мои лыжники, двигаясь параллельно дороге, в двух километрах севернее топзнака «сорок один» взяли целый мешок золота…

— Что? Повторите, что взяли? Не понимаю. Передайте по буквам.

— Золото… Зинаида, Ольга, Лена, вторая Ольга, Тарас, третья Ольга. Поняли?… Вот-вот, именно золото, много золота, товарищ первый.

— Слушайте, вы, третья Ольга, ни черта я у вас не понимаю! — Генерал начал сердиться.

Еще в дни обороны, когда части дивизии отбивали атаки врага, закопавшись на левом берегу Волги, за городом Калинином, как-то сам собой возник в них эдакий самодельный внутренний и довольно неуклюжий шифр для телефонных переговоров. По шифру этому звались: танки — лапти, пушки — гавкалки, снаряды — огурцы, самолеты — птички и так далее. Конечно, все понимали, что такая фраза, как: «У немцев на левом фланге лапотки завелись», или запрос прислать для гавкалок семидесятишестимиллиметровых огурчиков звучали не бог весть как конспиративно. Однако и сам генерал, посмеивавшийся над этим шифром, порой прибегал к нему при переговорах. Приняв теперь по буквам слово «золото», он никак не мог вспомнить, что же, собственно, оно могло означать.

— Пшеница, что ли? — предположил он.

— Никак нет, именно золото, товарищ первый, — ответил ему бодрый голос.

— К черту эти ваши дурацкие выдумки! Мы не в обороне, докладывайте по-русски, чего вы там захватили.

— Виноват, товарищ генерал, именно золото, самое настоящее золото, драгоценный металл, а также бриллианты и еще какие-то камни. Мною золота, целый мешок. Его несли партизаны, их нашли в лесу. Из их письма явствует…

— Какого письма? Откуда письмо?

— Оно было написано в записной книжке, приколото немецким штыком к дереву. Их письмо, товарищ первый…

Происшествие, действительно, было не из обычных. Генерал забыл, что стоит в одном белье в блиндаже, из которого за ночь выдуло все тепло. Он машинально запахнул бекешу, накинутую ему на плечи порученцем, присел на стол.

— Читайте письмо. Постойте… там сказано, откуда взялись эти ценности?

— Так точно, товарищ первый. — Майор назвал город и отделение Госбанка.

Этот город был хорошо известен генералу. Полк, которым он командовал в начале войны, отступая с боями от границы, вместе с другими частями занял оборону как раз на рубеже этого города, недалеко от вокзала, и почти четыре дня сдерживал наступающих немцев, пока вражеские танки, прорвавшись севернее, не зашли ему в тыл.

— Этот город был взят в конце июня, а сейчас декабрь. Это же почти в шестистах километрах отсюда, — с сомнением произнес генерал, перед которым все это пространство вставало как бесконечная цепь тяжелых арьергардных боев его полка, а затем дивизии. — Как же эти ценности попали сюда? Тут что-то не так. Кто из вас путает?

— Никак нет, все правильно. Вот в письме прямо сказано, что они несли их оттуда.

— Шестьсот километров по немецким тылам?

— Так точно.

— Да читайте же письмо, какого черта!

Где-то на другом конце провода сквозь звон и потрескиванье необычно торжественно зазвучал голос майора:

— «Товарищ, который найдет эту книжку! К тебе обращаемся мы, три советских человека. Когда ты это найдешь, нас не будет в живых…»

— Они погибли?

— Никак нет, живы, товарищ генерал! — Голос майора опять сорвался на мальчишеский веселый тембр. — В том-то и штука — живы! Все живы!

— Где они?

— Направил на медпункт. Находятся в тяжелом состоянии.

— А кто такие?

— Два парня и девушка. Один парень — совсем мальчишка. Дивчина тоже вроде подростка. Она в сознании. Рассказывала, что несет ценности от самого того города. Такая чудесная девушка, товарищ первый… У нее глаза…

— Ладно, читайте записку.

— Слушаюсь… Ну, тут они перечисляют свои имена и адреса. Вот: «Мы просим тебя, товарищ…» Это они обращаются к тому, кто их найдет, «…взять спрятанный под корневищем мешок с ценностями, принадлежащими государству, и доставить его…» — Голос майора сорвался.

— Ну, ну, «и доставить его»… Что вы, не разбираете, что ли?

— Никак нет, разбираю, «…и доставить его в ближайшую партийную организацию». И еще они тут в письме просят передать последний привет доблестной Красной Армии, Ленинскому комсомолу, большевистской партии. Они просят сказать… вот это замечательное место я вам прочту: «…мы сделали все, что могли, и не выполнили задания только потому, что заболели, ослабли… ослабли…»

Трубка смолкла. В ней слышался сухой шорох взволнованного дыхания.

Генералу почудилось, будто холодная пластмасса жжет ему ухо. Бурые доски блиндажа, обмерзшая стенка земляного колодца, позолоченная солнечными лучами, померкшая кисточка ацетиленового пламени, бесполезно дрожавшего над настольной лампой, стол, точно скатертью покрытый исчерченной рабочей картой, — все это смазалось в теплом тумане. Рядом неясно маячила фигура порученца.

Генерал резко отвернулся.

— Чего стоите, погасите лампу! — сердито буркнул он. Только после этого ворчливо, но каким-то новым голосом он сказал в трубку: — Довольно. Немедленно под надежным конвоем направьте ценности сюда, ко мне на КП. Ну да, пункт прежний. С ценностями направите подробное донесение об обстоятельствах дела, приложите эту записную книжку. Людей немедленно перевезти в медсанбат при враче, беречь как зеницу ока, головой отвечаете… Стойте, насчет людей отставить. Я пошлю за ними свою машину с подполковником медслужбы.

Генерал отдал адъютанту соответствующие распоряжения и, когда тот исчез, снова прильнул к трубке:

— Слушайте! Это опять я, первый. А какие они, эти люди? Опишите.

— Девушка очень молоденькая, очень милая, похожая на подростка… кудрявая… прекрасные серые глаза… Вы знаете, товарищ первый, такие глаза…

— Тьфу! Вам сколько лет, майор?

— Двадцать пятый, товарищ генерал.

— Вот и видно, что двадцать пятый. Глаза! Я разве о глазах спрашиваю? Как эти люди выглядят?

— Очень истощены, ослабли. Парни почти не говорят, а девушка…

— Опять девушка!

— Виноват, я только хочу сказать, что девушка рассказывает, что они шли до самого позавчерашнего утра, шли будто бы по ночам, а потом, когда на дорогах началось ночное движение, углубились в лес. Трудно поверить, но, кажется, это так. Девушка передала мне немецкую карту с дислокацией войск противника в этом районе, теперь устаревшую, и секретный пакет из штаба «Центр» командиру группы неприятельских войск.

— Так какого же черта вы молчите? Какой пакет? С чем пакет?

— Срочный пакет, товарищ первый. В нем командующий группой «Центр» передает категорический приказ ставки Гитлера остановить наше наступление. Решительно. Немедленно. Любой ценой…

— Дата приказа?

— Он передан пять дней назад.

— Ну, цену они уже заплатили хорошую, — усмехнулся генерал. — Пакет и карту ко мне.